Модели университетов: от двухуровневой до элитарной

Содержание

В поисках своей модели университета
Читать книгу «Модель Нового американского университета» онлайн — Уильям Дэбарс — Страница 1 — MyBook
Новые технологии разделят образование на элитное и доступное
Многоуровневая система образования
Высшее образование: В поисках своей модели

В поисках своей модели университета

Средневековый европейский университет. Миниатюра XIV в.

Миниатюра художника Laurentius de Voltolina, вторая половина XIV в.

С конца XX в. многие страны мира начали в больших объемах финансировать программы по созданию университетов класса Excellence, российским аналогом которых является программа «5-100».

Почему вдруг возник этот тренд? Анализ причин особой успешности социально-экономического развития отдельных территорий и государств показал, что именно университеты являются его ускорителями.

Отсюда вопрос о преимуществах и выборе той или иной модели университета является сегодня одним из самых актуальных для многих национальных систем высшего образования, включая российскую.

Относительно недавно наиболее распространенной на Западе и в нашей стране была так называемая гумбольдтовская модель классического университета, заявившая о себе еще в начале XIX в. С ней связана целая эпоха в развитии мирового высшего образования, знаменующая его переход от элитарности к массовости.

Основными «паролями» на «вход» в университет Вильгельма Гумбольдта стали академическая свобода, единство исследования и преподавания, рациональный подход к знанию и его операциональность, а также преобладание гуманитарных дисциплин. Последнее рассматривалось как обязательное условие формирования по-настоящему образованной личности, ее индивидуальности.

Такая модель оказалась привлекательной даже для американцев, строивших во второй половине XIX в. свою национальную систему образования. И хотя они ориентировались прежде всего на подготовку профессионалов, а не на разработку фундаментального знания и развитие культуры, их заимствования у немцев оказались очень существенными.

В частности, это система организации аспирантуры и методы научных исследований в области медицины и истории.

Появление любой модели университета всегда обусловлено определенными причинами. Гумбольдтовская модель оказалась столь востребованной в XIX–XX вв.

потому, что, с одной стороны, она наиболее полно отражала универсальную «идею университета», основанную на вневременных и общенациональных принципах и задачах; а с другой – представляла университет как решающий фактор формирования каждой конкретной нации: ее духа и культуры.

В восточноазиатском мире, имеющем многовековую историю высшего образования, наибольшую известность получили конфуцианские университеты и академии. Они появились еще в первых веках нашей эры. Так, например, Императорский университет в Китае был основан в 258 г.; а Академия Ханьлинь – в 738 г.

Главной задачей этих учебных заведений была официальная интерпретация классических произведений великого Конфуция и подготовка будущих чиновников для соискания многочисленных государственных должностей.

В основании традиционной конфуцианской модели университета лежали следующие принципы: холистический подход к восприятию мира, единство с природой, приоритет семейных и общинных ценностей, ориентация на власть и трудовую этику.

И если западная научно-образовательная модель была ориентирована на активное преобразование жизни, то восточная – на созерцание и невмешательство в нее. Последняя преобладала в национальных восточноазиатских системах высшего образования вплоть до конца первой четверти XX в.

Казалось, что западная и восточноазиатская модели университета, уходящие своими корнями в совершенно различные культуры и религии, всегда будут сохранять свою идентичность и доминировать в рамках соответствующих им социокультурных ареалов. Как писал британский поэт и философ Редьярд Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…

» Однако уже с середины XX в. и Западу, и Востоку пришлось отвечать на вызовы неизбежно глобализирующегося мира.

Выяснилось, что ни та ни другая модель в своих классических вариантах не позволяют университетам успешно функционировать в условиях высочайшей рыночной конкуренции и «текучей современности» (по Зигмунту Бауману), основанной на бесконечной изменчивости и погоне за инновациями.

Прежняя логика систем и структур перестала работать в новых реалиях. То, что было явным преимуществом, теперь обращается в свою противоположность.

Фундаментальная научная подготовка и высокий уровень культуры, гарантированные западной моделью университета, представляются слишком затратными и избыточными в век прикладников и прагматиков. Прочные знания никому не нужны, так как всякое знание быстро устаревает.

Семейные и общинные ценности, превозносимые восточноазиатской моделью, часто приводят к «клановому капитализму» и становятся тормозом в развитии современной экономики. Налицо кризис обеих моделей, усиливающийся тем, что университет как таковой перестал в конце XX в.

быть лидером в трансляции знаний. Эту функцию в большей степени взяли на себя электронные средства массовой информации.

В поисках модели университета, наиболее эффективной в условиях глобализации, технологизации и сетевизации современного общества, западноевропейские и восточноазиатские национальные системы высшего образования обратили свой взор в сторону США.

Здесь важно заметить, что когда мы говорим о какой-либо модели (западной, восточной или американской) в единственном числе, то делаем это весьма условно, так как каждая из них предполагает наличие вариантов.

В частности, американская модель наиболее известна в двух вариантах: «предпринимательский университет» и «исследовательский университет мирового класса».

Обратившись снова к Зигмунту Бауману, можно сказать, что оба этих варианта стали результатом того, что в США «высшее образование было выставлено на фондовой бирже и его исключительные свойства были перерегулированы и приватизированы».

Университет предпринимательского типа, пишет американский педагог и исследователь Бертон Кларк, функционирует за счет многоканального финансирования, обеспечиваемого самостоятельным поиском источников средств в рамках правового поля.

Он вынужден постоянно инициировать всё новые и новые виды деятельности, трансформировать внутреннюю среду и модифицировать взаимодействия с внешней средой.

Наиболее успешные университеты такого типа, как правило, являются соучредителями новых компаний – стартапов и ориентируются прежде всего на прикладные исследования и производство инноваций.

Они отличаются от коммерческих предприятий тем, что целью здесь является не максимизация прибыли, а получение средств, необходимых для их дальнейшего развития.

Исследовательские университеты мирового класса основаны на принципах превосходства или совершенства во всем: качестве и результатах исследований, уровне подготовки своих абитуриентов и студентов, квалификации преподавателей, размерах привлекаемых финансовых средств. Все это является предметом конкуренции глобального масштаба. На практике два обозначенных варианта могут слиться в одну модель, чтобы в результате получился, например, Стэнфордский университет, не один год занимающий первую позицию в мировом рейтинге QS World University Rankings.

Процесс переноса американской модели университета в иные социокультурные ареалы везде имеет свои особенности. В Восточной Азии он принимает форму как прямого, так и частичного заимствования. В последнем случае возникают университеты постконфуцианского типа. В них сливаются воедино традиции конфуцианства и динамичной культуры современности.

Обучение происходит на двух языках – английском и национальном. Именно этот тип университетов признан наиболее успешным и гармоничным для Восточной Азии.

Об этом свидетельствуют факт появления в них первых собственных нобелевских лауреатов, решающий вклад в рост населения с высшим образованием, количество и качество исследований и технологических разработок.

На неамериканском Западе и в Восточной Европе, судя по всему, этот процесс происходит более драматично. По крайней мере об этом говорят книги и статьи таких исследователей, как Билл Ридингс («Университет в руинах»), Дерек Бок («Университеты в условиях рынка»), Терри Иглтон («Медленная смерть университета»).

Многие профессора восстают против трансформации близкой и понятной им классической западной модели университета. Им чужда американская идея «совершенства во всем» как недостижимая по определению. Им претит необходимость участвовать в «чемпионатах» по измерению количества публикаций и своего «индекса Хирша». И их можно понять.

Однако мир стал другим, и от этого никому не уйти.

Российским вузам необходимо сосредоточиться на поиске своей гармоничной модели, которая, с одной стороны, позволила бы сохранять и развивать «идею университета» как института с особой социокультурной миссией; а с другой – внятно и достойно отвечать на вызовы глобализации.

Найти такой баланс чрезвычайно трудно, но возможно. У такой модели могут быть свои варианты в зависимости от исходного состояния и возможностей вуза, а также внешнего социокультурного контекста.

В этом смысле особое значение приобретают те контексты, где в силу исторических причин пересекаются различные культурные пространства и идентичности.

Несомненно, к ним принадлежит и Евразия – грандиозная территория, на которой веками сосуществовали народы с абсолютно различными религиями и укладами жизни. Здесь приживается всё: и западный рационализм, и восточноазиатский холизм.

Томский государственный университет находится буквально на перекрестке Европы и Азии: на территории его кампуса установлен специальный знак в память о решении Манчестерского съезда Международной сейсмологической ассоциации 1912 г. о признании нашего города центром евро-азиатского континента.

Возможно, поэтому мы отчетливее других ощущаем необходимость ориентироваться на конвергентную модель университета, учитывающую особенности и европейской, и восточноазиатской ментальности.

Наша особая территориальная позиция обусловливает и особую миссию: стать своеобразным «хабом», «мостом» для целенаправленного выстраивания диалога разных культур как оснований различных способов изучения мира и человека. Некоторые параметры такой конвергентной модели уже просматриваются.

Например, сочетание освоения западных традиций позитивистского познания (организация центров академического письма, совершенствование стандартов исследования) и наличия большого блока социально-гуманитарных направлений.

Преподавание и обучение должны вестись на двух языках – родном и английском, позволяющем профессорам и студентам встраиваться в систему международных коммуникаций, свободно передвигаться по глобальному миру, но не растворяться в нем. Международные научно-исследовательские и образовательные проекты должны быть ориентированы на западных и восточных партнеров и т. д.

Университет-хаб – это интерфейс: живой, гибкий, удерживающий одновременно и глобальное, и локальное. Это многоуровневая система, которая открыта в еще более крупные внешние системы.

Создавать подобные системы очень сложно, но необходимо, поскольку слепое копирование готовых моделей без учета собственных культурных особенностей чревато кризисами цивилизационного характера и большими потерями для нации.

И, по моему мнению, проект «5-100» и должен быть нацелен на решение этой задачи.

Автор – ректор Национального исследовательского Томского государственного университета

Источник: https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/01/25/625274-svoei-modeli-universiteta

Читать книгу «Модель Нового американского университета» онлайн — Уильям Дэбарс — Страница 1 — MyBook

Designing

the New American

University

MICHAEL M. CROW

WILLIAM B. DABARS

Модель Нового американского университета

Перевод с английского

МИХАИЛА РУДАКОВА

под научной редакцией

МАРИИ ДОБРЯКОВОЙ

Редакционный совет серии

ЯРОСЛАВ КУЗЬМИНОВ, ИСАК ФРУМИН, ВАЛЕРИЙ АНАШВИЛИ, ЕЛЕНА ПЕНСКАЯ, МАРИЯ ЮДКЕВИЧ, СЕРГЕЙ ФИЛОНОВИЧ, ЛЕВ ЛЮБИМОВ, АЛЕКСАНДР СИДОРКИН, ДАНИИЛ АЛЕКСАНДРОВ, ВИКТОР БОЛОТОВ

Дизайн серии

ВАЛЕРИЙ КОРШУНОВ

Научный редактор перевода

МАРИЯ ДОБРЯКОВА

Перевод книги: Michael М. Crow, William В. Dabars. Designing the New American University Published by arrangement with Johns Hopkins University Press, Baltimore, Maryland

Впервые я услышал об Университете штата Аризона от моих американских коллег из университетов Лиги плюща[1]. Говорили о нем с уважением, но с некоторым сомнением в допустимости такого нарушения конвенции, которое позволил себе Майкл Кроу.

Дело в том, что за последние десятилетия со времен знаменитого «калифорнийского мастер-плана»[2] в США в основном утвердилась пирамидальная структура высшего образования (в том числе в государственном секторе), где небольшая группа элитных исследовательских университетов находится на вершине, среднюю группу занимают университеты, обеспечивающие высшее образование по массовым профессиям, и в основании находятся общественные колледжи, дающие, как правило, неполное высшее образование. Когда в 2002 г. Кроу (уйдя с высокой должности в Колумбийском университете) стал шестнадцатым президентом Университета штата Аризона в городе Феникс, этот вуз относился ко второй группе. В Аризоне в то время уже успешно функционировал первоклассный исследовательский университет в городе Тусоне. При этом Кроу не стал конкурировать с ним за ресурсы и престиж, переводя свой университет в разряд элитных исследовательских. Он предложил новую модель, в которой объединил особенности всех трех типов университета. Благодаря этой идее Университет штата Аризона прославился во всем мире и стал в 2016 г. самым инновационным университетом США по рейтингу журнала U.S. News & World Report.

Когда несколько лет назад мы обсуждали с Майклом, как возникла эта идея, он признался, что, переезжая в Аризону, подумывал о традиционном элитном исследовательском университете. Но для этого потребовалось бы отказаться от важнейших социальных и образовательных задач массового университета. Это не поддержал бы штат.

И тут родилась идея, которую можно назвать «многопрофильный и многоуровневый университет».

Почему эта книга может быть интересна российскому читателю? Прежде всего, это первая на русском языке книга, если угодно, о массовом американском университете – высшем учебном заведении, открывающем свои двери для широкого круга абитуриентов.

До сих пор в нашей переводной литературе об американском высшем образовании (в том числе в серии «Библиотека журнала “Вопросы образования”») больше внимания уделялось традиционным исследовательским университетам (типа Гарвардского университета и Массачусетского технологического института) или колледжам свободных искусств.

Но полноценная работа об американском университете, ориентированном и на элитную, и на массовую аудиторию, об истории развития высшего образования в США в целом на русском языке пока не появлялась.

Поскольку сегодня именно вузовская система США является глобально лидирующей, нам важно понимать все элементы картины американского высшего образования.

Кроме того, предлагаемая книга не о прошлом. Она о будущем. Ее основной автор претендует на то, чтобы не просто рассказать о своем опыте, но предложить новый институциональный дизайн для одной из самых больших и богатых в мире систем высшего образования.

Сегодня, когда все сильные страны, включая Россию, озабочены новыми подходами к развитию высшего образования в условиях его небывалой массовости, книга о модели массового университета приобретает особую значимость.

По сути, она проблематизирует целый ряд попыток по выстраиванию сегментов элитных исследовательских университетов в таких странах, как Германия, Китай, Россия.

Модель Кроу разбивает границы между элитным и массовым сегментами. Его модель – большой (это важно!), многокампусный, многопрофильный университет, работающий с самыми разными студентами, не только проводящий исследования, но и обеспечивающий подготовку по массовым прикладным профессиям, организующий инновационную деятельность, участвующий в программах социального развития территорий.

В таких университетах нередко происходит гибридизация миссий и функций вузов традиционных типов, а также комбинация различных организационных форм, наиболее подходящих для достижения многообразия запланированных целей и результатов. Так, Университет штата Аризона является одним из крупнейших государственных вузов в США с численностью студентов около 72 000 человек (осень 2016 г.).

В последние годы в литературе по высшему образованию идет дискуссия о границах нашего понимания университета. Близкая к предлагаемой Кроу модели идея флагманского университета, включенного в развитие локального сообщества, обсуждается в недавней книге под редакцией Дж. Дугласа из Университета Беркли[3]. С.

Маржинсон из Университетского колледжа Лондона настаивает, что в условиях массовизации модель многопрофильного и многоуровневого университета будет доминирующей[4]. Фактически эта модель была опробована при создании федеральных университетов в России. Но попытки втолкнуть эти университеты в простые и привычные схемы и механизмы контроля привела не к обогащению, а к редукции модели.

Может быть, эта книга поможет крупным российским университетам найти свою новую идентичность.

Некоторые особенности опыта Университета штата Аризона представляют особый интерес как для широкого вузовского читателя, так и для управленцев и экспертов. К ним относятся и механизмы трансформации университета, и его включенность в региональную повестку, и принципы работы с неоднородным студенческим контингентом.

Наше высшее образование переживает период быстрых изменений. Вузам приходится реагировать на большое число трендов.

Речь здесь идет не только о таких масштабных изменениях, затронувших все сферы жизни, как, например, глобализация и развитие информационных технологий, но и о тенденциях, свойственных именно высшему образованию, – о снижении прямой финансовой поддержки государства, внедрении квазирыночных механизмов, росте влияния рейтингов, внедрении модульного и проектного обучения.

Книга Кроу и Дэбарса содержит прекрасный пример опыта трансформации. Она описывает университет, который активно развивается в эпоху глобальных и глубинных перемен, университет, который, будучи по своей природе консервативным, пытается изменить свой ген рутинности на ген инноваций и трансформации.

Связи с местным сообществом, со штатом Аризона, с Югом США – одна из основ модели, описанной в книге. Опыт построения этих связей – ценнейший материал для тех вузов в нашей стране (а их десятки), которые решают аналогичные задачи.

Программа «Опорные вузы», приоритетный проект «Университеты как центр пространства создания инноваций» исходят из такого же вызова.

И хотя решения, предлагаемые в книге, сильно погружены в американский контекст, они могут стать отправной точкой для размышлений академических сообществ наших региональных вузов.

Многие российские университеты (в том числе ведущие) сталкиваются с вызовом академической неоднородности студенческого контингента. Эта проблема – одна из центральных в предлагаемой читателю книге.

С одной стороны, как говорит Кроу, у него среди абитуриентов в абсолютных цифрах больше «школьных отличников», чем в Принстоне. С другой стороны, у него много и тех, кого называют «первым поколением в университете». Это – серьезный вызов, с которым не сталкиваются элитные университеты.

Опыт Университета штата Аризона и в этой сфере может быть интересен для российского читателя.

В завершение этого короткого предисловия не могу не сказать, что Майкл Кроу – большой друг России и российского высшего образования. Каждый год, начиная с 2013 г., он прилетает к нам, активно работает в составе

Международного совета программы «5-100», делится своим опытом. Десятки ученых и университетских управленцев побывали за последние годы в кампусе в Фениксе. Майкл с энтузиазмом отнесся к перспективе перевода этой книги и немало ему способствовал.

При этом мне немного жаль, что эта книга – не воспоминания Кроу, а, скорее, глубокое описание модели университета, содержащее серьезный исторический и политический анализ развития американского высшего образования. Если бы Кроу написал воспоминания, то это была бы увлекательнейшая биография человека, который трансформирует огромную компанию.

Мне посчастливилось бывать в этом университете, немало разговаривать с Майклом. Я пытался понять, в чем его секрет, в чем его особенность как руководителя. Возможно, этот секрет можно увидеть из одной практики, которую он использует в управлении: по всему университету развешаны несколько тезисов – миссия университета.

Они кажутся очень банальными: «Демонстрировать лидерство в академических достижениях и доступности», «Добиться становления университета как ведущего глобального центра междисциплинарных исследований, открытий и разработок к 2025 г.» и «Усилить местное влияние и социальную интеграцию».

Для меня, циничного постсоветского человека, выросшего с недоверием к любым лозунгам, эти плакаты выглядят довольно странно. Но, кажется, секрет Майкла Кроу и состоит в том, что он думает, как такие высокие слова реализовать в повседневной практике. Он является, с одной стороны, человеком невероятно амбициозным, а с другой – реалистом.

Видимо, этому редко встречающемуся сочетанию Университет штата Аризона и обязан своим процветанием.

И. Фрумин,

научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ

Источник: https://MyBook.ru/author/uilyam-debars/model-novogo-amerikanskogo-universiteta/read/

Новые технологии разделят образование на элитное и доступное

Эта статья — часть совместного проекта Newtonew и #EdCrunch.

Международная образовательная конференция #EdCrunch проходит в Москве уже третий год, собирая на одной площадке всех, кто неравнодушен к происходящему на образовательной ниве страны и мира.

Конференцию проводят: НИТУ «МИСиС» и «Рыбаков Фонд» при поддержке Министерства образования и науки РФ. В этом году конференция открывает свои двери с 12 по 14 сентября.

Быть университетом в России

Сфера высшего образования не может жить спокойно, постоянно откликаясь на социально-политические запросы.

От петровских университетов с приглашёнными западными специалистами до советских отраслевых институтов с собственной системой подготовки кадров — высшее образование многократно и радикально менялось, обновлялось, реформировалось.

Общую картину сегодняшних изменений, связанных с российскими вузами, для нас осветил Василий Третьяков, заместитель проректора Уральского Федерального Университета (УрФУ) — одного из тех, кто запустил национальную платформу «Открытое образование». Ещё Василий — член программного комитета #EdCrunch.

Сопротивление новому чаще всего происходит от непонимания общего контекста развития, отсутствия системности предлагаемых инноваций. Основное достижение, ради которого стоит проводить подобные мероприятия, — преодоление инерции в наших образовательных организациях.

Участники конференции — это очень неоднородная аудитория, от преподавателей до ректоров, от тех, кто первый раз услышит слово MOOC, до тех, кто создал десятки курсов на международных платформах.

Задача #EDCrunch — создать в образовательной среде представление о трендах развития образования, мотивировать к инновациям и развитию, показать отправную точку для этого.

— Есть мнение, что высшее учебное заведение в широком смысле должно быть не местом получения узкой специальности, а площадкой для развития универсальных компетенций, необходимых в жизни. Насколько это похоже на правду сейчас?

Задача современного университета — удерживать баланс между практическими навыками и универсальными компетенциями. Причём одновременно в университете могут сосуществовать, например, программы широкого бакалавриата и программы прикладного бакалавриата или технологической магистратуры.

Первые будут ориентированы в основном на формирование универсальных компетенций и базовых профессиональных навыков, а вторые могут обеспечивать подготовку с учётом требований корпоративных стандартов конкретных предприятий.

Примеров реализации программ широкого бакалавриата достаточно уже и в России, хотя ещё несколько лет назад мы только перенимали опыт западных университетов.

Для российских вузов важно другое — научиться формировать навыки работы студентов в реальных условиях, взаимодействовать с коллективом, эффективно решать практические задачи. Для этого надо менять превалирующие сейчас методы обучения, ориентированные на передачу знаний, повышать долю самостоятельной работы, проектного обучения.

— Согласны ли вы с тем, что получение достаточно узкой специальности на выходе из вуза при обширной теоретической программе в процессе обучения — это типичная черта российских университетов? Может ли это быть одной из причин стагнации рынка труда?

От узких специальностей вузы уже постепенно отошли, перейдя на двухуровневую систему образования — первые выпуски бакалавров начали появляться на рынке труда.

Задача вуза сегодня — дать необходимую базу, научить человека учиться и максимально быстро адаптироваться к реальным условиям, ориентировать его на постоянное развитие своих профессиональных компетенций.

Современные технологии дают для этого неограниченные возможности: при желании каждый сегодня может научиться всему, а в большинстве случаев ещё и получить подтверждение своих профессиональных навыков. В этих условиях выпускники могут быстро подстраиваться под изменения на рынке труда.

«Студенты на Всесоюзной комсомольской стройке», 1978 г.

Источник: Википедия

— Высшее образование должно быть доступным или элитным? Насколько здорова ситуация существования чёрного рынка научных работ и такой высокий показатель «дипломов на душу населения»?

О лекциях без воды и неизбежной монополии на образование

Высшее образование должно быть и доступным, и элитным одновременно. Причём очевидно, что деление на доступное и элитное будет все более явным.

Это связано и с выделением когорты ведущих вузов, и с появлением новых технологий массового обучения. Элитным станет всё, что связано с прямым контактом с преподавателем, массовое будет в основном обеспечиваться онлайн-технологиями.

Конечно, в обоих случаях будут использоваться смешанные технологии, но соотношение будет разным.

В целом это позволит сделать образование более доступным, и, что ещё более важно, прозрачным с точки зрения качества. А вот ценность самого по себе диплома в перспективе будет теряться — для работодателей более важную роль будут играть сертификаты, подтверждающие конкретные результаты обучения, и портфолио проектов претендента на должность.

— В России в 2013 году был запущен проект «5-100» по повышению привлекательности российских вузов на международной арене. Как вы можете оценить результаты этого проекта сегодня, когда почти половина срока пройдена? Что можно сказать о ярко выраженной тенденции к укрупнению российских вузов? Это необходимый шаг в текущих условиях?

Проект «5-100»для ведущих университетов стал очень сильным стимулом, дал ресурсы для развития, в первую очередь, в области научной деятельности и привлечении иностранцев.

В ряде университетов поменялась и образовательная политика, университеты стали более открытыми к международному сотрудничеству, заняли уверенные позиции на международных площадках открытого образования.

Это действительно позволило привлекать больше иностранных студентов, как на краткосрочные программы, программы обмена, так и на полноценные англоязычные программы бакалавриата и магистратуры.

Тем не менее, сложных и ресурсоёмких задач, например, обновления инфраструктуры, общежитий до приемлемых для иностранцев условий, ещё очень много.

Укрупнение университетов — это и оптимизация затрат, и рост качества образования. Единственный отрицательный момент — снижение уровня доступности. Однако он может быть скомпенсирован развитием технологий открытого онлайн-обучения.

«МГУ имени Ломоносова на Ленинских горах», 2002 г.

Источник: Википедия

— Открытый онлайн-доступ к программам высшего образования — это требование времени? Как такая беспрецедентная открытость может изменить общий статус высшего образования, общественное к нему отношение, какие проблемы может решить, а какие — создать?

Основная задача, которая может быть решена — равный доступ к высшему образованию для всех категорий граждан.

Независимо от места проживания и работы, социального статуса, ограничений по здоровью желающие смогут получить качественное высшее образование по тем направлениям, по которым смогут найти работу.

Конечно, надо при этом полностью исключить практику выдачи дипломов без реальных результатов обучения. Требования к компетенциям должны быть едиными для всех, независимо от технологий и формы обучения.

— Могут ли небольшие региональные вузы позволить себе вывод своих программ в онлайн или это прерогатива ведущих вузов?

Особенность открытого образования в том, что каждый может сделать свой вклад — создать востребованный ресурс и предложить на рынке то, чему может обучать лучше всего.

Однако создание ресурсов и онлайн-курсов — дело затратное, поэтому и ведущим вузам, и любым другим приходиться вкладываться только в те разработки, которые могут быть конкурентоспособными на рынке.

А это означает, что прежде всего всем вузам нужно научиться использовать ресурсы других университетов в своих образовательных программах.

11 августа 2016, 14:00 Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Источник: https://newtonew.com/higher/tretyakov-edcrunch

Многоуровневая система образования

В середине 80-х годов нашего сложного XX в., как вам известно, в России началась перестройка. Она коснулась не только экономической и политической жизни нашей страны, но и повлекла за собой реформу высших и средних учебных заведений.

Коротко напомню пути перестройки вузовского обучения: профессионализация, компьютеризация и гуманитаризация обучения, повышение роли самостоятельной работы студентов, идивидуализация обучения.

Профессионализацию предполагалось осуществлять за счет интеграции обучения, производства и науки. Преподавателям вуза предъявлялось главное требование — участие в научно-исследовательской работе.

Это и требование, и условие профессионального роста преподавателей, т. е. преподаватель должен обучать исследуя и исследовать обучая.

Кроме того, предполагалось шире использовать студенческие трудовые отряды как перспективную форму профессионального образования, по тогдашним представлениям.

Большие надежды возлагались на компьютеризацию обучения, поэтому в 1985 г. прошла волна ликвидации компьютерной безграмотности преподавателей высших и средних специальных учебных заведений. Вузы и техникумы оснащались компьютерной техникой, модернизировались вычислительные центры.

Наступило понимание, что быстрая индустриализация страны, сама по себе прогрессивная, привела к засилью технократического мышления, нанесшему колоссальный ущерб окружающей среде. Нельзя не согласиться с О. Долженко, что «…

задуматься есть над чем: оказывается, высшее образование в новое и новейшее время несет не только любовь к жизни, благородство и чистоту помыслов, но и любовь к насилию, ненависть и разрушение» /29, с. 15/. Поэтому не случайно был предложен путь гуманитаризации обучения.

Появилось мнение, что центр тяжести должен быть смещен от узкой профессионализации в сторону образованности, основанной на гуманитаризации и фундаментализации обучения. Для гуманитаризации обучения были введены лекции по гуманитарным дисциплинам (этика, эстетика, искусство Древнего мира в пр.), пересмотрены требования к изучению всего блока гуманитарных наук.

Но дело ведь не в увеличении числа гуманитарных дисциплин, т. е. не столько в гуманитаризации, сколько в гуманизации обучения. Сущность и ценность гуманизации и гуманитаризации — это формирование нравственной и эстетической культуры молодых специалистов.

Новый подход потребовал пересмотра привычной стратегии обучения и использования методов, позволяющих освободить студентов от ненужных перегрузок; научить их самостоятельно овладевать знаниями; постоянно углублять, расширять и обновлять их; развивать навыки технического творчества, анализа технико-экономических проблем; находить эффективные инженерные решения. Что-бы осуществить все это, необходимо было изменить соотношения аудиторных занятий и внеаудиторной самостоятельной работы студентов; ввести в учебные планы часы на самостоятельную работу студентов под руководством преподавателей (КСР) для формирования навыков и умений самостоятельной работы; организовать техническое и методическое обеспечение КСР и внеаудиторной работы студентов в лабораториях и дома; сократить объем обязательной литературы и выбирать только фундаментальную; побудить студентов к активной самостоятельной работе, помочь им ориентироваться в. новейшей научной информации; сделать акцент на самообразование, создать культ учебы.

Тем не менее суть образования в России оставалась прежней — ориентация на некоего среднего студента, лйшенного возможности выбора путей для получения высшего образования в соответствии с его способностями, по-прежнему низкой оставалась активность познавательной деятельности студентов. Поэтому в 1992 г. появилась «новая концепция высшего образования, включающая переосмысление как содержательной компоненты на основе фундаментализации и гуманитаризации, так и структурной его части — переход на многоуровневую систему образования» /30, с. 7/.

Цель многоуровневой системы высшего образования — расширить возможности высшей школы в удовлетворении многообразных культурнообразовательных запросов личности и общества. Раньше, как вы помните, на первом месте стояло общество, социальный заказ. Сейчас же, это видно уже из Закона РФ об образовании (см. раздел 2.1), на передний план выдвигается личность, ее интересы.

Суть многоуровневой системы образования в нашей стране состоит в том, что оно представляет совокупность основных образовательных программ различного уровня, длительности и назначения.

Многоуровневая система образования повышает гибкость общекультурной, профессиональной и научной подготовки специалистов с учетом меняющихся потребностей рыночной экономики.

Она учитывает отечественный и зарубежный опыт развития высшей школы и международную классификацию образования, принятую ЮНЕСКО, отвечает требованиям нашего времени формирования единого образовательного пространства в рамках всего мирового сообщества.

Усилиями группы ученых во главе с Госкомитетом РФ по высшему образованию разработан, а постановлением Правительства РФ № 940 от 12 августа 1994 г. введен Государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования, основанный на многоуровневой системе.

Первый уровень включает двухлетнее обучение по образовательным программам бакалавров и профессиональную подготовку в объеме среднего специального учебного заведения со средней продолжительностью обучения 3—3,5 года.

Лицам, успешно окончившим двухлетнее обучение по программе бакалавра, выдается свидетельство о неполном высшем образовании, и они могут быть зачислены в вуз для освоения вузовской программы бакалавриата.

Лицам, освоившим всю программу 1-го уровня, выдается диплом о неполном высшем образовании и присваивается квалификация согласно перечню специальностей среднего профессионального образования.

Программы 2-го уровня предоставляют личности возможность уже в рамках вуза овладеть системой научных знаний о человеке и обществе, истории и культуре, получить фундаментальную естественнонаучную подготовку и основы профессиональных знаний по направлениям. Эти программы дают базовое высшее образование.

Лица, освоившие программы 2-го уровня, подготовлены для продолжения образования по образовательным и профессиональным программам 3-го уровня или самостоятельного овладения профессиональными знаниями и навыками, необходимыми для адаптации к трудовой деятельности.

Срок обучения в вузе по программам 2-го уровня — не менее 2 лет для тех, кто успешно окончил двухлетнее обучение в колледже по программе 1-го уровня, и 4 лет — на основе общего среднего образования. Выпускникам вузов, получившим базовое высшее образование, выдается диплом о высшем образовании с присвоением степени бакалавра и указанием направления обучения.

Лица, проучившиеся не менее 4 лет в вузе по программам 2-го уровня, получают высшее образование, и им присваивается академическая степень инженера.

Бакалавры могут продолжить учебу по программе 3-го уровня в магистратуре (1—2 года) или стать дипломированным специалистом с полным высшим образованием. Программа подготовки магистра наук носит преимущественно исследовательский характер. По ее окончании выдается диплом о высшем образовании с присвоением степени магистра.

Завершившим программу подготовки дипломированного специалиста выдается также диплом о высшем образовании с присвоением квалификации по полученной специальности.

Выпускники вуза, завершившие любую образовательную программу 3-го уровня, имеют право поступления в аспирантуру, причем магистерский экзамен по иностранному языку засчитывается как вступительный экзамен в аспирантуру.

Многоуровневая система высшего образования коснулась как структуры, так и содержания образования. В 1992 г. была разработана новая модель вузовского обучения, в которой «знания, умения и навыки рассматриваются не как цель обучения, а как средство развития личности обучаемого».

Современный выпускник вуза любого уровня обучения должен уметь адаптироваться к складывающимся условиям рыночной экономики, быть гибким в своей профессиональной деятельности.

Он должен быть знаком с новейшими технологиями, уметь пользоваться компьютером, базами и банками данных, обобщающими весь мировой опыт.

Но главное, за годы обучения в вузе он должен развить в себе черты творческой личности, сформировать навыки исследователя, способность находить и выделять существенное, предвидеть и предотвращать или сводить к минимуму аварийные ситуации, разрабатывать или учитывать экологически чистые технологии.

В целом многоуровневая система образования позволяет подготовить элитарную часть инженерного интеллектуального потенциала.

В 90-х годах появилось много статей по поводу преимуществ многоуровневой системы. Думаю, вам интересно будет с ними ознакомиться.

Источник: https://psyera.ru/5155/mnogourovnevaya-sistema-obrazovaniya

Высшее образование: В поисках своей модели

Относительно недавно наиболее распространенной на Западе и в нашей стране была так называемая гумбольдтовская модель классического университета, заявившая о себе еще в начале XIX в. С ней связана целая эпоха в развитии мирового высшего образования, знаменующая его переход от элитарности к массовости.

В частности, это система организации аспирантуры и методы научных исследований в области медицины и истории.

потому, что, с одной стороны, она наиболее полно отражала универсальную «идею университета», основанную на вневременных и общенациональных принципах и задачах; а с другой — представляла университет как решающий фактор формирования каждой конкретной нации: ее духа и культуры.

В восточноазиатском мире, имеющем многовековую историю высшего образования, наибольшую известность получили конфуцианские университеты и академии. Они появились еще в первых веках нашей эры. Так, например, Императорский университет в Китае был основан в 258 г. ; а Академия Ханьлинь — в 738 г.

Главной задачей этих учебных заведений была официальная интерпретация классических произведений великого Конфуция и подготовка будущих чиновников для соискания многочисленных государственных должностей.

И если западная научно-образовательная модель была ориентирована на активное преобразование жизни, то восточная — на созерцание и невмешательство в нее. Последняя преобладала в национальных восточноазиатских системах высшего образования вплоть до конца первой четверти XX в.

Как писал британский поэт и философ Редьярд Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…» Однако уже с середины XX в. и Западу, и Востоку пришлось отвечать на вызовы неизбежно глобализирующегося мира.

Семейные и общинные ценности, превозносимые восточноазиатской моделью, часто приводят к «клановому капитализму» и становятся тормозом в развитии современной экономики. Налицо кризис обеих моделей, усиливающийся тем, что университет как таковой перестал в конце XX в.

быть лидером в трансляции знаний. Эту функцию в большей степени взяли на себя электронные средства массовой информации.

В частности, американская модель наиболее известна в двух вариантах: «предпринимательский университет» и «исследовательский университет мирового класса».

Обратившись снова к Зигмунту Бауману, можно сказать, что оба этих варианта стали результатом того, что в США «высшее образование было выставлено на фондовой бирже и его исключительные свойства были перерегулированы и приватизированы».

Наиболее успешные университеты такого типа, как правило, являются соучредителями новых компаний — стартапов и ориентируются прежде всего на прикладные исследования и производство инноваций.

Они отличаются от коммерческих предприятий тем, что целью здесь является не максимизация прибыли, а получение средств, необходимых для их дальнейшего развития.

Исследовательские университеты мирового класса основаны на принципах превосходства или совершенства во всем: качестве и результатах исследований, уровне подготовки своих абитуриентов и студентов, квалификации преподавателей, размерах привлекаемых финансовых средств. Все это является предметом конкуренции глобального масштаба. На практике два обозначенных варианта могут слиться в одну модель, чтобы в результате получился, например, Стэнфордский университет, не один год занимающий первую позицию в мировом рейтинге QS World University Rankings.

Обучение происходит на двух языках — английском и национальном. Именно этот тип университетов признан наиболее успешным и гармоничным для Восточной Азии.

Об этом свидетельствуют факт появления в них первых собственных нобелевских лауреатов, решающий вклад в рост населения с высшим образованием, количество и качество исследований и технологических разработок.

На неамериканском Западе и в Восточной Европе, судя по всему, этот процесс происходит более драматично. По крайней мере об этом говорят книги и статьи таких исследователей, как Билл Ридингс («Университет в руинах»), Дерек Бок («Университеты в условиях рынка»), Терри Иглтон («Медленная смерть университета»).

Однако мир стал другим, и от этого никому не уйти.

Российским вузам необходимо сосредоточиться на поиске своей гармоничной модели, которая, с одной стороны, позволила бы сохранять и развивать «идею университета» как института с особой социокультурной миссией; а с другой — внятно и достойно отвечать на вызовы глобализации.

Найти такой баланс чрезвычайно трудно, но возможно. У такой модели могут быть свои варианты в зависимости от исходного состояния и возможностей вуза, а также внешнего социокультурного контекста.

Несомненно, к ним принадлежит и Евразия — грандиозная территория, на которой веками сосуществовали народы с абсолютно различными религиями и укладами жизни. Здесь приживается всё: и западный рационализм, и восточноазиатский холизм.

Возможно, поэтому мы отчетливее других ощущаем необходимость ориентироваться на конвергентную модель университета, учитывающую особенности и европейской, и восточноазиатской ментальности.

Например, сочетание освоения западных традиций позитивистского познания (организация центров академического письма, совершенствование стандартов исследования) и наличия большого блока социально-гуманитарных направлений.

Преподавание и обучение должны вестись на двух языках — родном и английском, позволяющем профессорам и студентам встраиваться в систему международных коммуникаций, свободно передвигаться по глобальному миру, но не растворяться в нем. Международные научно-исследовательские и образовательные проекты должны быть ориентированы на западных и восточных партнеров и т. д.

Университет-хаб — это интерфейс: живой, гибкий, удерживающий одновременно и глобальное, и локальное. Это многоуровневая система, которая открыта в еще более крупные внешние системы.

И, по моему мнению, проект «5-100» и должен быть нацелен на решение этой задачи.

Автор — ректор Национального исследовательского Томского государственного университета

Это неполный текст новости

Источник: https://news.rambler.ru/science/32556158-vysshee-obrazovanie-v-poiskah-svoey-modeli/